Есть y Достоевского в «Униженных и оскорбленных» такой безумно симпатичный старичок, доктор, из петербургских немцев. Он выхаживает смертельно больную девочку Нелли. Из озорства и какой-то глубокой обиды на мир Нелли препятствует лечению. Дерзит доктору, смеется ему в глаза, рассыпает целебные микстуры. Конечно, девочка провоцирует старика: «Она ждала нашего гнева, думала, что ее начнут бранить, упрекать, и, может быть, ей, бессознательно, того только и хотелось в эту минуту, — чтоб иметь предлог тотчас же заплакать, зарыдать, как в истерике, разбросать опять порошки, как давеча, и даже разбить что-нибудь c досады, и всем этим утолить свое капризное, наболевшее сердечко».
Ho вот незадача: выходки Нелли доктор не принимает близко к сердцу. Старик просто не умеет обижаться. Знай себе беззлобно талдычит: «Очень нехорошо, очень непохвально. Ho… можно все исправить и еще раз развести порошок». Еще раз развести, и еще раз, и еще раз. Наконец, Нелли сражена терпением доктора. Она не понимает его спокойствия, его доброты. Нелли бросается в слезы, разражается нервическим смехом и начинает очень-очень доктора любить. Старый немец и юная Нелли становятся лучшими друзьями.
Вот из этого-то, казалось бы, незначительного сюжета вырастает одна из магистральных тем всего Достоевского. Великая битва - кроткие противостоят дерзким. Сонечка и Раскольников, Мышкин и Настасья Филипповна, Алеша и Иван Карамазовы, Шатов и Ставрогин. И даже так: Ставрогин и Верховенский. «В вас есть простодушие и наивность, знаете ли вы это», - говорит второй первому.
Да, простодушие и наивность. Дерзкие отличаются от кротких болезненной, через край бьющей мнительностью - рефлексией, grübeln. Той самой рефлексией, что ни даёт ступить ни шагу без оглядки. Дерзкие не могут сладить со своей шальной головой, их затягивает водоворот проклятых вопросов: «а верно ли? хорошо ли? да и стоит ли сил?». Здесь не видно ни зги. Одни сдаются, бегом кидаются в спасительное ложе цинизма, этой интеллектуальной обломовщины. Другие сходят c ума по каким-нибудь идейкам. Режут невинных, давятся сами - все как будто бы из идейки, a на самом деле - в побеге от себя.
Ho «сила Моя совершается в немощи». Переход от дерзких к кротким - тяжелый путь, требующий духовного величия, подвига. Причем такого подвига, что остается невидим для внешнего наблюдателя. Это-то и есть самое невыносимое для дерзких, привыкших всю жизнь свою действовать напоказ и назло. Иначе не заметят, не оценят, и кто же я таков, если не заметен и не оценен. «Ho тут уж начинается новая история, история постепенного обновления человека, история постепенного перерождения его, постепенного перехода из одного мира в другой, знакомства с новою, доселе совершенно неведомою действительностью».
